Стиль – давно уже не человек, а профессия. Это и составляет главную проблему современных писателей, для которых наличие своего индивидуального стиля всегда было чуть ли не главным условием их профпригодности.
***
Сегодня около десяти утра, а для воскресенья это все-таки рановато, настойчиво зазвонил домофон. Я проснулась, подошла к двери, сняла трубку и услышала блеющий глас вопиющего в пустыне: "Послушайте, можно вас побеспокоить, в этом мире так много проблем, вот интересно, как с ними справиться?" "Не знаю", - ответила я и повесила трубку, из которой даже на расстоянии до меня донеслось пронзительное "Что-о-о-о?" И тут только до меня дошло, что нечто подобное со мной уже когда-то было, правда, не в реальности, а в одном из моих же сочинений. Не совпадают только некоторые детали: в сконструированной мной ситуации меня пришла поучать какая-то баба, а тут хотя и с тонким блеющим голоском, но мужик обратился с вопросом, риторическим, надо полагать. Все это лишний раз показывает, что между правдой и вымыслом в сущности нет никакой разницы. ибо неправдой является только то, чего не может быть никогда.
Ах, да, спасибо депутату от Единой России, который поставил в нашем подъезде домофон и оградил меня от реальности еще одной металлической дверью.
В этом мире не осталось никакой другой религии, кроме поклонения красоте. Поэтому люди, чьи эстетические предпочтения не совпадают с вашими, молятся совсем другим богам. Не верьте тем, кто пытается вас убедить, будто все это неважно и о вкусах не спорят. Давно пора учредить инквизицию и сжигать неверных на костре.
***
Некоторые говорят: «все люди одинаковы»,-- и подразумевают при этом, что все вокруг ужасно завистливы, думают только о бабках, выслуживаются перед начальством, стараются всячески нагадить ближним и т.д., и т.п. Другие, наоборот, считают, что все люди разные: одни бывают такими скромными, другие -- гордыми, третьи очень щедры, а вот некоторые за копейку удавятся. Но это не совсем так. Различие между людьми носит куда более тонкий, я бы сказала, стилистический характер. Каждый человек отмечен каким-то своим неповторимым безумием, задвигом или отклонением. В этом смысле люди даже чем-то похожи на птиц: есть воробьи, есть синицы, галки, чайки, голуби, но стоит только кому-нибудь бросить на землю горсть хлебных крошек, как все они в едином порыве, отринув отличия, слетаются к этому месту.
***
«Кто не работает, тот не ест», «Птицы небесные не сеют, не пашут и сыты бывают» – постигший смысл этого противоречия, присутствующего в одной из ключевых книг современной цивилизации, безусловно, может считать себя познавшим конечную истину бытия.
***
В последнее время совсем перестала воспринимать человеческие лица. Могу спокойно смотреть только на голливудских звезд и фотомоделей. Может быть, потому что в них почти не осталось ничего человеческого, а красота и уродство, в сущности, не имеют никакого значения. Отечественные актеры все похожи на соседей по лестничной площадке.
***
Можно ли быть писателем, не являясь при этом гением?
- Вряд ли. Уже само слово «писатель» кажется обывателям чересчур претенциозным, так что это фактически синонимы. - Кого вы имеете в виду под обывателями? – Читателей, например. Все читатели являются обывателями. – И чем гении отличаются от обывателей? – Примерно как политики - от избирателей.
***
Ничто так не развращает человека, как деятельность, не имеющая практических результатов. Священники, например, заключают браки, отпускают грехи, крестят младенцев, отпевают покойников – последствия ни одного из этих действий невозможно отследить. Это и рождает абсолютно безответственный тип личности, паразитирующей на полной пустоте. Даже если священником становится человек, не лишенный природных способностей, то, занимаясь подобного рода манипуляциями, он неизбежно должен будет деградировать. Поэтому суждения представителей духовенства о многих вещах столь часто по-настоящему удивляют и даже пугают. Конечно, и среди них встречаются более-менее вменяемые субъекты, не лишенные элементарной смекалки. Но источник этой житейской мудрости следует искать вовсе не в их основной профессии. Если, например, кто-нибудь из них занимается выращиванием овощей на даче или же на досуге выпиливает лобзиком, то с годами он тоже вполне способен кое-что постичь в этой жизни. Однако этим практическим опытом, собственно, вся его мудрость и будет исчерпываться. А теперь представим, что такой человек начинает рассуждать о судьбах нации или вселенной…
В этом отношении, священники очень мало отличаются от писателей, философов и прочих личностей, чья профессиональная деятельность так или иначе связана с репродуцированием пустоты, или же, как ее еще теперь принято теперь называть, «духовности». Правда, даже у поэтов, например, все-таки имеются хоть какие-то тексты, запечатленные на листочке бумаги, которые могут быть подвергнуты публичному обсуждению, тогда как священники не производят совершенно ничего: ничего такого, что можно было бы потрогать руками, увидеть, оценить или, по крайней мере, всерьез обсудить! Ведь невозможно же проверить, насколько качественно были отпущены грехи умершему, и попал ли он после в так называемый рай. Вряд ли кто-нибудь когда-либо возвращался с того света, чтобы предъявить претензии на этот счет. Поэтому каждому, кому приходится иметь дело с представителями духовенства, следует помнить, что они видят перед собой людей, которым практически никогда не доводилось нести ответственность за свои слова и поступки. Многие, вероятно, даже не представляют, насколько это серьезно, так как по инерции переносят собственные привычки и образ мысли на других.
Тем не менее, все это вовсе не мешает служителям культа раздавать налево и направо советы и рекомендации. Но что дает им на это право? И самое главное, откуда они сами берут уверенность в своих силах и способности обо всем рассуждать, причем не просто рассуждать, а поучать? Некоторые считают, что сознание собственной исключительной значимости им помогают обрести черные балахоны, в которые они наряжаются во время церковной службы и телевизионных ток-шоу, ибо те своим необычным видом сегодня даже чем-то отдаленно напоминают украшенные перьями наряды индейских и чукотских шаманов. Однако я так не думаю. Все гораздо проще. Не стоит забывать, что современный священнослужитель прежде всего является выпускником Академии или же, на худой конец, семинарии, то есть, по сути, дипломированным специалистом по пустоте. И именно в дипломе он и черпает сегодня свою уверенность в праве судить обо всем на свете: точно так же, как, например, инженер чувствует себя способным рассуждать о машинах, а программист - о компьютерах.
У религии, как я уже сказала, довольно много общего с искусством. Другое дело, что искусство, в отличие от религии, как раз и является своеобразной формой представления жизненного опыта человека, не имеющего прямого отношения к его деятельности в качестве художника, писателя или музыканта. С этой точки зрения литературу, вероятно, даже можно было бы назвать «жизнью после смерти». Поскольку писатель, работая над книгой, в этот момент как бы уже не живет, а только рассказывает читателям о своем предыдущем существовании, где он вполне мог быть одним из них: учителем, врачом, инженером, математиком, бизнесменом, преступником и, наконец, выращивать овощи или выпиливать лобзиком. И даже если формально его книги повествуют о чем-то совсем ином, они все равно будут неизбежно свидетельствовать о «до литературной» жизни автора на символическом или же, точнее, стилистическом уровне. Причем мерой стилистической чистоты того или иного произведения будет именно отсутствие в нем каких-либо примесей чисто писательского опыта его создателя, включая и так называемое «мастерство». Поэтому идеальным художником можно будет назвать того, кто, утратив интерес к жизни, решит посвятить остаток своих дней литературе или там живописи: в буквальном смысле, от нечего больше делать. Однако это такой идеал, к которому вряд ли кто станет сознательно стремиться.
Выпускники Литературного института или же Академии художеств, к примеру, наоборот, склонны оценивать значимость того или иного произведения, исходя исключительно из профессиональных навыков, полученных ими в соответствующих учебных заведениях, то есть, опять-таки, из пустоты, дипломированными специалистами по которой они себя всерьез считают. Поэтому их суждения и оценки обычно бывают столь же безответственны и наивны, как и у духовенства. Кажется, они даже не представляют, что, только исчерпав свою деятельность в качестве писателей и художников и, перейдя, образно выражаясь, в «иное измерение», они обрели бы наконец хоть какое-то право называть себя людьми искусства. Правда, тогда им, видимо, опять пришлось бы постоянно рассказывать окружающим о том, как они когда-то были писателями... Так что это практически безнадежный случай, и все эти личности навсегда потеряны для искусства.
Что касается, философов и искусствоведов, то у них в наши дни и вовсе нет выбора, ибо людей без дипломов, которые занимались бы сейчас такого рода деятельностью, просто не бывает, во всяком случае, я таких не встречала. Поэтому и те и другие тоже вещают из пустоты и о пустоте.
***
В связи со смертью Махариши где-то прозвучало, что битлз называли своего бывшего наставника мошенником. Не сразу, естественно, а по прошествии многих лет. А кем, интересно, он должен был оказаться на самом деле? Гуру? Или, может быть, йогом?..
Но, черт возьми, с таким же успехом можно было бы назвать мошенниками и всех тех, кто, прилепив себе ватную бороду, изображает Санта-Клауса. Правда, для этого необходимо до преклонных лет сохранить столь же целомудренную веру в чудеса, как у членов этого популярного ВИА. Сами они, похоже, не были даже мошенниками. И это грустно.
***
Мораль разъедает культуру подобно ржавчине. В недавнем прошлом хотя бы существовал Союз Писателей, который был чем-то вроде лепрозория, где носители этого вируса изолировались от остальных, а сейчас… Сейчас эта опасная болезнь приняла характер эпидемии. Впрочем, все это не более, чем метафоры. Но надо быть очень осторожным. Стоит обратить самое серьезное внимание на то, как «добро» проникает в культуру. Его носителями могут быть не только отдельные личности, но и порождаемые ими идеи и слова. Последние особенно опасны, так как люди все-таки куда менее мобильны.
Возьмем, к примеру, такое понятие, как симулякр, получившее в последнее время достаточно широкое хождение в культурной среде. Самым ярким примером, иллюстрирующим этот термин, является несостоявшийся полет американских астронавтов на Луну. Все действие, как известно, было заснято в павильонах Голливуда, и не кем-нибудь, а Стенли Кубриком. Ну и что? К чему этот разоблачительный пафос, который мое ухо явственно улавливает в слове «симулякр» в применении к этой ситуации? Если бы американцы действительно совершили столь дорогостоящее космическое путешествие, то лично я была бы сильно разочарована в их умственных способностях. Надеюсь, все же, что они никуда не летали. Ибо зачем? Когда можно провернуть не менее впечатляющую авантюру со значительно меньшими затратами, да еще с помощью такого выдающегося режиссера? Но именно в этом и заключается главный обличительный смысл слова «симулякр»: оно означает, если не ошибаюсь, некий представленный на всеобщее обозрение знак, за которым абсолютно ничего не стоит, никакого содержания. То есть все смотрят новости и видят, как астронавты, слегка подпрыгивая, передвигаются по лунной поверхности, а они, на самом деле, никуда и не думали летать. И это, надо полагать, очень-очень нехорошо… Вот так незаметно «добро» и вся эта ползучая мораль и проникают в сознание современного человека. И после этого кто-то еще удивляется, что средняя продолжительность жизни писателя в наши дни приближается к нулю, так как большинство из них умирают, даже не родившись на свет, в зачаточном состоянии, можно сказать: заразившись смертельным вирусом добра, никаких прививок против которого не существует.
Кроме того, яростные моралисты, озабоченные несостоявшейся космической одиссей, отсутствием голоса у поп-звезд и прочей чепухой, почему-то обращают всю свою энергию исключительно на сильных мира сего, начисто забывая о тех, кто нуждается в их сострадании. Уж если ты считаешь себя таким нравственным, то будь хотя бы последовательным -- люби добро во всех его проявлениях, неси его людям и помогай ближним. Надо ведь очень сильно постараться, чтобы не заметить, что «знаков, лишенных содержания», в этом мире, в сущности, не так уж и много, особенно в сравнении с теми, кто целыми днями работает, что-то создает, сочиняет, творит, изобретает, однако практически никто из окружающих даже не догадывается об их героическом самоотверженном труде, а, возможно, и вообще об их существовании. А есть еще и обладатели замечательных голосов, у которых нет абсолютно никаких шансов попасть на экраны телевизоров. Разве эти личности не подобны прекрасным возвышенным книгам, обреченным вечно пылиться в хранилищах библиотеки, причем не потому, что они никому не нужны -- а просто кто-то нечаянно забыл завести на них карточку в картотеке?! Вот пример означаемого, лишенного означающего: чистого содержания без какого-либо знака, на него указывающего. При одной мысли об этом на глаза высоконравственного человека должны наворачиваться слезы. И где же они, эти слезы? Для этих несчастных, кажется, до сих пор никто даже не придумал специального слова. И как их тогда называть? Антисимулякрами? Что-то я такого не слышала…
Мораль не только губительна для художника, но и однобока. И какой тогда с нее прок?
А теперь представим себе, что обитатели какого-нибудь неизвестного человечеству острова соорудили у себя летательный аппарат и совершили на нем перелет на Луну и обратно. По телевизору, по понятным причинам, об этом событии никто не говорил. Потом их остров наконец открыли. Островитяне, само собой, пытаются поведать человечеству о своем выдающемся полете, но им никто не верит. Насколько им должно быть обидно! А тут еще Кубрик и Америка со своей инсценировкой… Но пусть даже и не было никакого острова, достаточно того, что в Советском Союзе в это время рабочие, как угорелые, носились в замасленных спецовках по цехам с гаечными ключами в зубах и что-то там лихорадочно подкручивали в почти готовой к отправке на Луну ракете. И так вдруг все обломились!
Так вот, если Кубрик, действительно, нечто подобное снял, то он гений. Выдающийся сын своего народа. Я так считаю.
***
Самая гениальная стратегия -- ничто по сравнению с пониманием человеческой души. Выставлявший заградотряды Сталин был, безусловно, более глубоким психологом, чем Наполеон, который закончил свои дни на острове Св. Елены.
***
Было время, когда многое даже гордились тем, что никогда обо мне не слышали, но в какой-то момент это стало неприличным. Где, интересно, находится эта тонкая грань, отделяющая первое от второго, и, самое главное, кто ее прочертил? Пожалуй, это единственный случай, когда я готова сослаться на вмешательство в мою судьбу потусторонних сил.
***
По идее, с годами человек должен набираться опыта и приближаться к истине. Поэтому очень трудно понять тех, кто на старости лет зачем-то отправляется в монастырь, как это сделал Константин Леонтьев, например. Какое отношение к истине имеет его поступок? После того, как верующие прокололись с Коперником и китами, на которых якобы должна была покоиться Земля, религию вообще стало невозможно воспринимать всерьез. Напрашивается предположение, что Леонтьев элементарно впал в маразм. Однако он умер не очень уж и старым, так что вряд ли. В монастыре еще часто находят себе убежище личности, которым негде жить, но к Леонтьеву это тоже вроде не относится. Можно, вероятно, было бы сказать, что Константин Леонтьев стал жертвой религиозной пропаганды, но тогда он уж совсем уподобился бы тем, кто сто лет спустя оправлялся покорять целину. Поэтому в данном случае, думаю, следует говорить о воздействии литературы. Возможно, ему казалось, что, вырядившись в рясу, он с временной дистанции будет выглядеть очень эффектно и романтично, так как черный цвет ему всегда был к лицу. Это похоже на правду, но все равно немного странно.
***
Почему я не авангардистка.
Не думаю. что авангардизм устарел, возможно, он даже вечен, но я себя с ним не отождествляю.
Во-первых, истинный эстет должен стремиться не к новизне, а к совершенству.
Во-вторых, авангардисты стараются эпатировать толпу, чтобы привлечь к себе внимание. Русские футуристы, например, наряжались в желтые кофты. Именно с них, если не ошибаюсь, авангардизм и начался, а точнее даже, с их "желтой кофты" -- можно, наверное, и так сказать. Однако мне гораздо ближе и понятней их предшественники- декаденты, которые, если и пугали окружающих, то исключительно для того, чтобы те оставили их в покое и позволили беспрепятственно удалиться в свою башню из слоновой кости. Эпатировать и пугать – немного разные вещи.
Не ждите мессию, этот добрый дядя не придет. Я раскрою вам последнюю истину бытия, и на этом ваша жалкая история закончится!
***
Говорят, физики, занимающиеся изучением элементарных частиц, уже давно поняли, что, вторгаясь в столь хрупкий и нестабильный мир, следуют учитывать искажение, которое вносят в него их инструменты исследования. А вот в гуманитарных областях, где культурологи, искусствоведы и критики вроде бы имеют дело с не менее эфемерными и ускользающими смыслами, о подобных «искажениях» почему-то никто не задумывается.
Если бы, к примеру, у меня как у члена СК не было возможности посещать Дом кино бесплатно, мое восприятие многих фильмов, скорее всего, было бы куда менее благодушным. Ибо главная цель современного искусства заключается в том, чтобы опустить его потребителей на бабки.
А, не заплатив за билет, ты из потенциальной жертвы превращаешься в стороннюю наблюдательницу, которая может позволить себе быть чуточку снисходительнее. То же самое, кстати, можно сказать и о литературных критиках, получающих книги для прочтения непосредственно от издателей.
Никогда не стоит забывать, что критик, высказывающий свое мнение о произведениях искусства – это человек, не заплативший за входной билет или книгу. Большинство суждений об искусстве должно быть серьезно подкорректировано.
Порой, правда, приходится сталкиваться с искажениями, существенно отклоняющимися от среднестатистических. Так, я заметила, что многие критики, высказывающие вполне здравые суждения об иностранных книгах и фильмах, вдруг начинают выдавать какие-то совершенно дикие и невероятные оценки, как только речь заходит о произведениях отечественных авторов. Подобные явления в строгой науке принято считать аномальными: например, в некоторых районах земной поверхности с повышенной магнитной активностью показания приборов и счетчиков тоже часто зашкаливают. Однако границы этих областей, как правило, достаточно хорошо известны, поэтому тут просто должны действовать специальные коэффициенты.
***
Разница между органичной и неорганичной природой сильно преувеличена, более того, она постепенно стирается. Сегодня, например, многие уже любят свою машину ничуть не меньше, чем крестьяне – коня, и относятся к ней практически, как к живой. Поздравления, рассылаемые роботами от лица операторов мобильной связи, тоже, по сути, ничем не отличаются от аналогичных посланий друзей и родственников, а в перспективе общение с компьютером, умеющим распознавать человеческий голос, и вовсе способно приносить людям удовлетворение, вполне сопоставимое с тем, какое они сейчас получают от контакта друг с другом. Кроме того, диалог с роботом не вызывает сомнений в искренности собеседника или же его способности глубоко вникать в сказанное, то есть, не отягощен лишними иллюзиями и, в определенном смысле, является более реальным. И наконец, ежедневное созерцание на экране монитора виртуальных образов давно умерших или даже никогда не существовавших личностей наглядно демонстрирует современному человеку все преимущества неорганичных носителей для его собственного «я».
Таким образом, продвигаясь в этом направлении, люди со временем неизбежно должны прийти к окончательному неразличению «живого» и «мертвого». А это, в свою очередь, будет означать, что человечество наконец достигнет состояния постиндустриальной коллективной нирваны.
***
Порнография в прямом смысле этого слова, пожалуй, наиболее безобидна. Гораздо хуже, например, когда кто-нибудь с чрезмерной жадность глотает пищу. Суть та же, а зрелище куда менее заразительное, так что даже запрещать не надо. То же самое – когда слишком откровенно говорят вслух о своих вкусах, интеллектуальных предпочтениях или же религиозных убеждениях. Вообще, одеться и хоть как-то прикрыть свои чувства и мысли гораздо труднее, чем многие думают. Причем, это такой дефект, такая неспособность или даже такая болезнь, которые совсем не вызывают сочувствия.
Что касается традиционной порнографии, то ни в чем так не проявляется косность и инертность мышления современных коммунистов, как в их солидаризации с призывами запретить или же максимально ограничить ее распространение. Не стоит забывать, что это во времена родоначальников марксизма, идеалам которых они, видимо, следуют, книги и журналы были привилегией более-менее состоятельных граждан, а в наши дни подобные запреты коснутся исключительно малоимущих. Ведь стоит, к примеру, убрать чересчур откровенные обложки и плакаты с витрин, как бездомные лишатся едва ли не единственной радости в жизни: видеть то, что им практически недоступно ни в каком другом качестве. И это не может не огорчать. .
Не так давно случайно наблюдала в новостях, как губернатор одной из западных российских провинций предлагал местному парламенту запретить распространение эротических журналов через газетные киоски. Вот его как раз понять можно. Для этого достаточно было взглянуть на его лицо, которое с трудом влезало в экран телевизора. А коммунисты просто не ведают, что творят. Несчастные!
***
Так и не поняла до сих пор, почему практически все философы, которых я когда-либо встречала, отличались какой-то нечеловеческой, просто чудовищной, тупостью. Может быть, их мозг перегружен решением вселенских проблем и поэтому не в состоянии нормально развиваться?
А с другой стороны, грузчики, например, наоборот, бывают неплохо физически развиты. Парадокс, короче.
***
Сколько раз у меня было ощущение, когда что-либо особенно близкое и дорогое мне входило в моду, будто меня обокрали. И в самом деле, это не так легко пережить. Тем не менее, модная вещь, действительно, больше не принадлежит отдельному человеку, а как бы переходит в общественное достояние. Поэтому по-настоящему одеться - в прямом и переносном смысле - может только тот, кто одевается по моде. Все остальные слишком обнажены, так как не способны спрятать от посторонних глаз свои индивидуальные пристрастия, социальное положение, уровень доходов, наконец… И, между прочим, если кто-то не в состоянии скрыть свой ум, это тоже выглядит крайне неприлично. Иногда, правда, все это смотрится довольно трогательно.
***
Ничто так не утешает, как человеческая глупость.
***
Интересно, кого все-таки в этом мире больше: друзей Бродского или же учеников Лотмана? Помню, много лет тому назад, встретившись с энным по счету другом Бродского, я вдруг поймала себя на мысли, что уже, вероятно, никогда не смогу заставить себя открыть книгу этого поэта. И дело даже не в том, что его очередной друг оказался таким уж патологическим мудаком, хотя, скорее всего, он именно им и был, а просто иметь такое количество друзей – это как-то даже неприлично, причем не только поэту, а даже самому жизнерадостному и общительному обывателю.
Что касается учеников Лотмана, то тут дело не только в их количестве, хотя и оно слегка зашкаливает. В конце концов, университетские аудитории вмещают в себя достаточно много мест. Однако все ученики Лотмана, которых я когда-либо видела, были отмечены печатью какого-то в высшей степени специфического и уникального идиотизма. Поневоле начинаешь думать, что именно эта черта была главной и в личности их учителя.
***
Не удержалась вчера и купила себе новую сумку. Перед этим прикинула приглянувшееся пальто на весну. Пока примеряла, в павильон зашла какая-то старушка с палочкой, очень милая и трогательная, и стала восторгаться, как на мне это пальто сидит, как оно замечательно скроено, рассказала мне по ходу про свою дочку в Риге, которая чем-то на меня похожа, а сама она в молодости работала портнихой в ателье. Меня же она приняла за преподавательницу, правда, к счастью, не в школе, а ВУЗе… И тут вдруг до меня дошло, что эта милая старушка, скорее всего, здесь подрабатывает, поскольку пенсии-то ей вряд ли хватает.
Черт! В этом мире уже давно не осталось людей – кругом одни профессионалы!
Ко всему прочему, дома я с ужасом обнаружила, что с сумками у меня явный перебор, а к новой мне теперь придется еще докупать сапоги и перчатки, которых тоже уже такое количество, что просто некуда класть. А ведь если хорошенько подумать, то во всем виновата какая-то нелепая тяга к цветовым созвучиям и симметрии. С этой точки зрения, куда практичней было бы начать рифмовать слова, например: в качестве элементарной психотерапии, позволяющей, к тому же, существенно сэкономить бабки. Вот Цветаева, кажется, даже ногтей не стригла. А если заглянуть в Борей на Литейном, то его посетители и вовсе никогда не моются. Это сразу заметно. Хотя это, наверное, крайности, но какую-то минимальную практическую пользу из занятия поэзией, думаю, все же можно было бы для себя извлечь.
***
Не так давно в новостях промелькнула информация, что по результатам какого-то там очередного опроса американцы были названы самой невоспитанной нацией. В связи с чем я вспомнила, как мои знакомые, посетив далеко не самый дешевый ресторан в Нью-Йорке, получили порцию мяса без ножей и по бутылке пива без стаканов. А после того, как они попросили стаканы и ножи, официант не мог скрыть своего совершенно искреннего изумления. Так вот, на мой взгляд, этот случай как раз ясно показывает, что в Америке уже давно существует своя самобытная культура, и возмущаться или иронизировать по ее поводу – это все равно, что недоумевать, почему на Востоке принято сидеть на полу и есть палочками. А в каком-то смысле, даже хуже. Гораздо хуже!
То же самое можно сказать и о литературе. Некоторые книги, которые многим людям, считающим себя чрезвычайно начитанными и утонченными, кажутся совсем грубыми и простыми, на самом деле, далеко не так просты.
***
В последнее время мне довольно много приходится работать. Работать и отказывать себе буквально во всем. Порой я сама себе начинаю напоминать какого-то безумного фанатичного аскета. Проблема только в том, что я не вижу никаких перспектив для подобного рода существования, поскольку не рассчитываю угодить в рай, в который просто не верю. Хотя слово «верю» тут не очень подходит. Правильнее было бы сказать: я очень надеюсь, что никакого рая нет. Так как нисколько не сомневаюсь, что если бы загробный мир существовал, то он, наверняка, был бы устроен столь же просто, как и этот. А это значит, что, например, кюре, отказавшийся отпевать Селина, обязательно должен получить поощрение от начальника, только на сей раз сидящего на небесах. Все, конечно, может быть. Однако будем надеяться, что никакого рая нет.
Прочитала тут, что энтузиастам, борющимся за объединение церквей, до сих пор приходится сталкиваться с какими-то неимоверными сложностями. Интересно, с какими проблемами им приходится сталкиваться? Со стороны никаких препятствий, вроде, не наблюдается. Все церкви и религии давно смешались в однообразную серую массу, так что с этой точки зрения их окончательное слияние вполне можно назвать уже свершившимся фактом. Может быть, не удается утрясти какие-то формальности?
А стержень для подобного объединения у религий был всегда. Главное - это полное отсутствие какой-либо тайны и мистики. Ну, и еще безграничная простота. Ведь если вдуматься, что обычно должен делать верующий? Ходить в церковь, кланяться, водить рукой ото лба к пупку и от одного плеча к другому, не употреблять в пищу определенного набора продуктов в какие-то периоды времени. Он может также приобрести себе билет до какого-нибудь отдаленного населенного пункта, слетать туда, походить там кругами, поднять с земли камень и бросить его в столб, олицетворяющий мировое зло... Однако во всех этих действиях нет абсолютно ничего такого, чего не мог бы сделать практически любой человек. Более того, многое из перечисленного мною вполне может совершать и робот, которому достаточно загрузить в память перечень продуктов, обладающих некоторым набором признаков, к которым он не должен прикасаться в течение определенных промежутков времени, или же запрограммировать его на хождение кругами. У меня, например, сейчас дома висит электрический счетчик, который сам переключается на подсчет затраченных мной киловатт днем и в ночные часы, при этом он способен даже подстроиться под переходы на летнее и зимнее время, а ведь в него, наверняка, вмонтировано всего лишь элементарное реле, а не современный компьютер. Тем не менее, несмотря на очевидную, доступную даже несложному механизму, простоту осуществленных им действий и манипуляций, любой человек, вернувшийся, например, из Вифлеема или же Мекки, почему-то считает себя приблизившимся или даже прикоснувшимся чуть ли не к разгадке всех тайн бытия. Мало того, он начинает испытывать что-то вроде чувства превосходства над окружающими, включая тех, кто, действительно, способен сделать нечто не совсем обычное и непонятное многим людям, например, сочинить программу для компьютера, заставляющую его ходить кругами и собирать с земли камни. Вот эта запредельная простота и пренебрежение практически всем, что способно хоть немного тронуть воображение любого нормального человека, меня больше всего и поражает в религиозных людях. Я специально заостряю внимание именно на поступках и действиях, а не словах, так как произнести фразу «я верю в бога» или же «я люблю бога» даже проще, чем поднять с земли камень - для этого даже нагибаться не надо.
Между тем, известно, что даже такой одиозный атеист, как Сталин, например, прежде чем предпринять карательные меры против Мандельштама, считал своим долгом поинтересоваться у людей, которых он считал посвященными в тонкости литературного ремесла, является тот мастером или же нет. То есть Сталин был совсем не чужд определенной мистики по отношению к некоторым вещам: например, способности того или иного человека создать нечто не совсем ординарное и близкое к совершенству. А именно такую способность и называют обычно мастерством. Я не слишком высокого мнения о сверхъестественных свойствах поэзии. Но даже я понимаю, что написать стихотворение, вызывающее восхищение пусть даже и не у тебя самого, а у кого-то другого, тем более, кое-что знающего и посвященного, несоизмеримо сложнее, чем несколько раз обойти вокруг столба и потом запустить в него камнем. Хоть небольшая, но какая-то тайна или загадка в таком стихотворении присутствует. Однако у религиозных людей, в отличие от того же Сталина, подобное мистическое чувство по отношению к людям, способным создать что-то такое, что невозможно разложить на последовательность банальных телодвижений и перемещений в пространстве, отсутствует начисто. Поэтому они с такой бесцеремонностью и вторгаются практически во все сферы, включая те, где заведомо ничего не смыслят, и им абсолютно все равно, кого поучать и наставлять «на путь истинный», кого они перед собой видят: известного политика, художника, программиста, генетика, астронома или даже нобелевского лауреата по физике.
И я, кстати, почти не сомневаюсь, что, если человек не испытывает ни малейшего трепета или хотя бы удивления, когда видит перед собой что-нибудь высшее и недоступное его пониманию, то причины подобной «слепоты» следует искать в его религиозности, причем совсем не обязательно в традиционном понимании этого слова. Он, например, может прыгать ночью по комнате на одной ноге, совершая при этом вращение вокруг своей оси, и эти регулярно совершаемые несложные телодвижения, о которых окружающие могут даже не догадываться, способны укреплять его мнение о себе, ничуть не меньше, чем посещения храмов и многочасовые бдения на коленях или в позе лотоса.
***
Уже почти год я встречаю в окрестностях Невского старушку. Вся обвешана огромными полиэтиленовыми пакетами, в платке и одежде, состоящей из нескольких слоев всякого тряпья. Похоже, она постоянно таскает на себе всю свою утварь вне зависимости от времени года и погодных условий. Маленькая, сгорбленная, еле передвигается, хотя я и натыкаюсь на нее в разных точках, по диаметру от Невского, а точнее, той его части, что ближе к Московскому вокзалу, иногда даже по несколько раз в день. Не человек, а улитка, несущая на себе свой домик. От обычных бомжей она отличается тем, что совсем не похожа на алкоголичку -- скорее, даже на интеллигентку с огромным крючковатым носом, темными с проседью волосами и лицом, поросшим редкой щетиной. Иначе бы, наверное, я вообще не обратила на нее внимания. После того, как мамаша сообщила мне, что по линии деда у меня в роду были английские бароны Эйсмонды, один из которых играл на скрипке в Большом театре, я почему-то мысленно стала называть ее для себя баронессой: «баронессой фон Эйсмонд». Это имя, мне кажется, ей очень подходит. Сегодня я наконец-то дала ей пирожок.
***
Обратила сегодня внимание в «Перекрестке» на обилие товаров, без которых спокойно можно было бы обойтись. Если посмотреть хотя бы на напитки – думаю, вполне хватило бы воды, молока, спиртного, соков, ну еще пива, например… Но есть ведь еще Доктор Пеппер, Кола, Пепси, Спрайт, Севен Ап и еще черт знает что. Не могу сказать, что все перечисленное вредно или же полностью лишено вкусовых достоинств. Дело не в этом. Меня больше смущает то, что все эти товары гораздо больше нужны тем, кто их производит, а не потребителям, которые вполне могли бы прожить и без них. А то, что их все-таки покупают, обусловлено исключительно раскруткой и вложением в рекламу со стороны все тех же производителей. То есть спрос в данном случае вовсе не рождает предложение, а, наоборот, предложение определяет спрос, поскольку само его и формирует.
Забавно, что мозги современного человека забиты всякими ненужными или необязательными словами и понятиями ничуть не меньше, чем полки современного магазина. И у меня такое чувство, что больше всего в их захламлении поучаствовала философия. Очевидно, что «классовая борьба», например, гораздо больше нужна коммунистам, чем народу, точно так же, как и «бессознательное» необходимо, прежде всего, психоаналитикам, а не их пациентам. А уж об огромном количестве всевозможных терминов, понятий и категорий, порожденных философами для решения своих узко специальных и карьерных задач, и говорить нечего. Между тем, многое из этого все равно попадает в широкий обиход. Стоит ли, к примеру, среднестатистическому индивидууму тратить свое время на постижение смысла «деконструкции» или же «дискурса»? Мне почему-то кажется, что он вполне мог бы прожить и без них, и без Спрайта и Севен Апа.
***
так когда-то говорил Заратустра
Способность воспринимать прекрасное имеет так много общего со способностью понимать юмор, что порой кажется, будто человек, в совершенстве овладевший одним из них, может вполне обойтись без другого. Такое совершенство, впрочем, в этом мире встречается крайне редко. Любители трэша подобны блуждающим в темноте, в которую они погрузились в результате внезапно ослепившей их молнии и в поисках которой они теперь направляют свои стопы. Им кажется, что темнота вот-вот рассеется, и они снова увидят спасительный свет. Но тьма уже никогда не исчезнет, так как она поселилась внутри них. Этот свет не ищут – он сам приходит к вам в дом. И только промелькнувшее в кадре хроники лицо Глазунова, присутствующего на концерте Петросяна, позволяет отдельным счастливцам, случайно забывшим выключить телевизор, по-настоящему приобщиться к таинству мировой гармонии. Если же теперь хотя бы мысленно представить себе Петросяна на выставке Глазунова, то это зрелище, вместе с только что погасшим на экране кадром, своей магической зеркальной симметрией способно пробудить в душе простого смертного по-настоящему священный ужас.
см. также здесь:
Так когда-то говорил Заратустра №3
Так когда-то говорил Заратустра №2
Так когда-то говорил Заратустра №1
